#8 Сумерки приходят незаметно (Глава 2)

Бричка катилась по ухабистой дороге, подпрыгивая на каждой маломальской кочке. Из-за отсутствия рессор в ее примитивной конструкции, каждый камешек на пути ощущался, как маленькое землетрясение. Евдокия то и дело поправляла выскакивающие из разреза платья массивные белые груди, всякий раз ловя мои взгляды недвусмысленной улыбкой.

— А я ведь застал те времена, когда здесь еще не было ни дороги, ни поселения, - меланхолично потянул я, чтобы было не так скучно ехать. - Ну, точнее здесь была деревушка - вон на той опушке, где обгорелое дерево стоит. Но прежний помещик остался без гроша в кармане, не без старания батюшки вашего графа, а крестьяне были перекуплены одним очень деловитым татарином из Казанской губернии. Наверно, их дети уже считают себя коренными татарами и приняли магоматанство, хотя не знаю - не буду ничего домысливать.

— Да бросьте вы, нашему селу уже почти пятьдесят лет, - с гордостью произнесла Дуська, придерживая декольте. - А вы моего возраста, ваше благородие.

— Спасибо за такой щедрый комплимент, Евдокия. Быть может, я что-то путаю - задумчиво сказал я. А ведь почти полгода я провел в этом лесу, скрываясь от царских лейб-гвардейцев. Перед глазами встала моя собственноручно сколоченная землянка, размером с монашеский скит и бледная кожа девственниц, которых раз в месяц приводил ко мне старый лесничий Андрей. Горы книг на арабском, украденные из библиотеки ее Величества - самой большой из них, толкованиями Аристотелевой Метафизики, я в свое время бросил в напавшего на меня прямо у порога моего жилища медведя-шатуна. Как сейчас это помню. Не думаю, что кто-то кроме Карамзина удосужился бы хоть раз их прочесть. А то, что они не достались ему в руки - даже хорошо.

— Дунаевка, - объявил ямщик, когда наш шаткий экипаж миновал очередную деревушку, которая располагалась в овраге и была словно бы затоплена туманом. - Где Дунай, а где Дунаевка, а? - пошутил он, поразив нас своим неплохим знанием географии.

— У меня мурашки по коже от этих мест, - сказала Дуська, ухватившись за рукав моего все ж таки отглаженного Игнатом сюртука. - Вот казалось бы не больше версты проехали, а тут совсем не так, как у нас.

Расстояния измеряются не только верстами и километрами, но и тем, как далеко от дома мы когда-либо путешествовали. Живым примером тому служила крестьянка Дуська, которая от своей Юусуповки дальше графского имения никогда не отлучалась. Для нее Дунаевка была, что для русского солдата Франкфурт или Вена - очень далеко, но не так далеко, как тот же Париж.

Места действительно тут были довольно мрачные, тоскливые и сильно отличавшиеся от родной для Дуськи Дунаевки. Ее село располагалось на возвышенности и, видимо за счет окружавшего его леса, не сильно обдувалось ветрами. Небольшая речушка, которую там называли просто Ключ, огибала здание сельского управления. Практически пасторальная картина, если не считать частых и затяжных дождей, свойственных в целом болотистой местности. А здесь, ближе к графскому поместью, чуть ли не ежегодно горели торфяные болота, заволакивая все близлежайшие поселки едким смрадным дымом и делая и без того печальную картину в такие месяцы просто инфернальной.

— Имение их светлости, графа Доброшеина, - растягивая гласные объявил ямщик, подруливая лошкадку в сторону холма, на котором, подобно средневековой крепости, высилось трехэтажное массивное здание, построенное в смеси барочного и романского стилей. Вокруг имения располагалось множество построек поменьше, утопающих в тени липовых деревьев.

— Надеюсь, нас примут, - сказал я. Резкие тени, прочерченные маленькими липовыми листочками на траве, складывались у меня в голове, подобно мозаике, в узоры, говорящие о том, что графиня Доброшеина сейчас спит. Вот так, среди белого дня. Молодая, ей еще не было двадцати, девушка в одной сорочке, повторявшей заманчивые изгибы ее аппетитного зрелого тела. Спит и капелька слюны из ее рта, как подвеска с бриллиантом на конце, падает на подушку.

— Мне право неловко-с, - сказала Дуська, подавая мне ручку, чтобы я помог ей спуститься с брички на мощеную дорожку, ведущую к воротам. - В таком платье, зачем вы меня так вырядили?

— Чисто из эстетических соображений, моя хорошая, - галантно сказал я, когда ее ботиночки ступили на твердую поверхность.

— Вас ждать, ваше благородие? Или я могу пока съездить в город? - лениво поинтересовался ямщик.

— Ступай, Яков. Когда вернешься в Юусповку, скажи Игнату, что Дуся будет дома только завтра, - и я протянул ему червонец. - Это не в счет дороги, а на чаевые.

— Ну, бросьте-с. Это слишком много. Вы слишком щедры, барин.

— Бери, Яков. Мы с тобой еще не раз встретимся.

Красивые чугунные ворота, вероятно работы голландских мастеров, были открыты нараспашку. Однако, стоило нам их пересечь, как из-за ближайшего куста сирени вышел камердинер, иначе говоря - дворецкий, в сопровождении маленькой пучеглазой собачонки.

— Надо полагать, титулярный советник Борис Сергеич? Простите, запамятовал вашу фамилию, - несколько фамильярно обратился ко мне он. На вид ему было не меньше шестидесяти лет, - Однако меня не предупредили о визите столь высокородной дамы, - добавил старик без тени иронии.

— Борис Сергеевич К. - представился я.

— Как это, просто К? Или это сокращение какое-то? - удивленно воззрился на меня слуга. Собачка начала визгливо тявкать, натягивая поводок, но камердинер ее одернул и пучеглазая бестия примолкла. Ее глаза при этом выпучились в два раза сильнее.

— Да, все верно. Просто К, без никаких сокращений, - вежливо улыбнулся я ему и, подмигнув, кивнул в сторону Дуськи, - Я удостоен чести представить вам Евдокию Игнатьевну Шушкову.

— Поверьте-с, это честь и для меня, сударыня Евдокия Игнатьевна - поклонился камердинер. Дуська неловко улыбнулась и кивнула головкой в ответ, вызвав при этом легкое недоумение на лице старого слуги. - Милейшая госпожа, ваше лицо мне кажется знакомым, возможно я видел когда-то ваш портрет.

— Не думаю, что такое возможно, - оборвал его я. - Дмитрий, проведи нас, пожалуйста к ее светлости. И вели Ольге поставить самовар и подать что-нибудь из выпечки. Авдотья Игнатьевна очень любит пряники. - сказал я, легонько шлепнув по попке окаменевшую от неловкости Дуську.

— От пряников не откажусь, между прочим, - шепнула мне Дуська, когда мы поднимались по лестнице в дом.

— Ее светлость сейчас в опочивальне. Присядьте пока здесь, - сказал камердинер, проведя нас к красной софе, стоящей в уютном закуточке большой светлой гостиной. - Вот тут табачок, если изволите понюхать. Пойдем, Зизи, хватит хмуриться, - Дмитрий поднял с пола собачку, ненавидящим взглядом смотрящую на меня, и пошел с ней на второй этаж, где по всей видимости располагалась спальня графини. - Ты не собака, ты козявка. Козявочка мамина, да? - приговаривал он по пути.

— Как-то тут недостаточно шикарно. Я представляла себе иное, когда думала об имении графини, - разочарованно сказала Дуська. Вот, как человека может за короткое время преобразить один лишь наряд.

— У тебя очень богатая фантазия, Авдотья. Сказывается дурное воспитание.

— А вы бывали во дворце императора? Правда ведь? - поинтересовалась она, совсем потеряв берега.

— Там тоже недостаточно шикарно, смею тебя уверить. Не так шикарно, как ты себе представляешь. Бассейнов с наложницами и арапчат с опахалами там не держат.

— А откуда вы узнали про арапчат? Поверите, я только что их себе и представила, когда думала об императорском дворце.

— Игнат говорил, что ты очень любишь восточные сказки. Дворец императора прекрасен, но совсем иной красотой, более тонкой и изысканной. К слову, я сам там никогда не был. Зато был в Версале и в Шенбрунне.

Графиню пришлось ждать очень долго. Почти час мы с Дусей провели за милой беседой: я показал ей, как правильно нюхать табак, и несказанно наслаждался, заглядывая в обширное декольте, когда девушка склонялась над очередной понюшкой.

— Разрешите представить, ваша светлость - Борис Сергеевич Н. Вообще-то я К, но уж слишком лень мне было его поправлять. - Титулярный советник и, как сейчас это называют, сыщик на службе у государя императора. Правильно же?

— Да, так и есть. Так и есть, я бы и сам не придумал лучшего определения, Дмитирий, - согласно улыбнулся я, наблюдая за тем, как графиня мягкой, почти детской походкой, спускается по лестнице атриума. Спускается так, словно прощупывает ножками каждую ступеньку - а вдруг, чего гляди, обвалится. Хорошо хоть не захватила с собой собачку.

— Также смею порекомендовать вам эту приятную во всех отношениях даму, Евдокию Игоревну Шу...

— Шушкову. Евдокию Игнатьевну, - помог ему я.

— Рада знакомству, - кратко ответила графиня, бросив наигранно осуждающий взгляд в сторону Дмитрия. - Вы право же, обрадовали меня своим визитом, Борис Сергеевич. Не представляете, как скушно мне тут. Я ведь к такому не привыкла. По рождению я Колосова, если эта фамилия вам о чем-нибудь говорит. Мы из Петербурга.

— Как же, знаю графа Колосова, много о нем наслышан, - ответил я, когда графиня Елена Никитишна Кривошеина присела на краешек кресла напротив нас с Дуськой. Я, к слову сказать, лично был знаком с ее батюшкой Никитой Колосовым - пьяницей, содомитом и картежником, проигравшим все свое имущество и по уходе на скудную государственную пенсию оставившим пятерых своих детей сосать медвежью лапу. Или же что другое. Однако, красив он был, как Адонис и эта красота только усилилась и заиграла новыми красками в чертах лица его молодой дочери. Лично мне она напомнила совсем молодую еще Марию Антуанетту с портрета кисти ван Майтенса. Те времена, когда она не носила нелепых причесок и голова ее еще была приделана к телу.

— Изволите, господа. Чай с тульскими пряниками. Я несказанно рад потрафить вкусу милой Авдотьи Игоревны, - сказал Дмитрий, преподнося нам поднос с тремя серебряными чашечками и блюдом, полным свежей выпечки.

Обменявшись взаимными любезностями, вдоволь налюбовавшись ее тонкой, словно выточенной из слоновой кости шейкой и обсудив тему того, как сложно столичному жителю привыкнуть к жизни в деревне, я решил сразу перейти к делу. Но не к основному, а к тому, что занимало сейчас все мои мысли и не могло оставить в покое.

— Ваша светлость, простите меня за такой несколько личный вопрос, - начал я. - Но как вы относитесь к салату из огурцов?

— Терпеть его не могу, но к чему вы спросили? - недоуменно уставилась на меня Елена Никитишна.

— А к целым соnсоmbrе (франц. огурец)? Вот такого размера, - показал я наглядно раздвинув руки на локоть.

— Право же, я не понимаю, - сказала она, заметно напрягшись. Руки ее стали нервно теребить подлокотники кресла. Дуська заулыбалась, готовая прыснуть.

— Полноте... Вы прекрасно меня поняли, ваша светлость. Прежде, чем мы продолжим разговор, я хочу, чтобы вы представили меня барышне с револьвером, крадущейся там на втором этаже в нашем направлении. И если вы с ней сговорились отправить меня на тот свет, что было бы невероятной безвкусицей, то мне интересно знать хотя бы имя этой девушки.

— Берта! - вскрикнула графиня, - Стреляй, скорее!

Ватную тишину гостиной разорвал громкий хлопок. Или даже лучше сказать - треск. С таким треском обычно рвутся женские панталоны. Однако в данном случае это были не панталоны, а выстрел из самого что ни на есть настоящего французского револьвера сhаmеlоt Dеlvignе. Чайная ложка, поднятая мной с кофейного столика, кувыркаясь полетела в направлении пули и, встретившись с ней, изменила траекторию так, что мы все оказались в безопасности - пострадал только портрет батюшки графа Доброшеина. Даже чай ни у кого не расплескался.

Женщина чуть старше двадцати лет с миловидными, но несколько квадратными чертами лица, свойственными большинству немцев, в одной сорочке стояла на верхних ступенях лестницы, ведущей на второй этаж. В глазах ее был только лишь ужас.

— Давайте, Берта. Там еще целых пять пуль. Однако прежде, чем протаривать себе дорожку на виселицу, хорошенько подумайте над тем, что эта ложка, которая по счастливой случайности спасла меня, относится к серебряному чайному сервизу, подаренному вашей, скажем так, подруге на свадьбу приличной и многоуважаемой княгиней Елизваетой Чебышевской. На самом деле вы молодец, Берта, и выстрел ваш был точен, однако в своем многом знании вы ошиблись - вы, как и эта замечательная девушка, Авдотья Игнатьевна, слишком сильно увлечены фантазиями.

— Но почему? Я своими глазами видела вас в лесу, - сказала Берта на довольно неплохом русском, все еще не опуская оружие. - Я видела, что вы там делали, это было жутко! - палец ее продолжал нервно сжимать курок, готовясь к новому выстрелу.

— А я вас не видел, к сожалению. Иначе в свете луны сразу бы в вас влюбился. - неспешно сказал я, расстегивая пуговицы на спине графини и укладывая ее на пол. Тем временем в гостиную выбежал перепуганный Дмитрий, в руках у него было ружье. За его спиной пряталась очень полная девушка - по всей видимости, Ольга, его внучка.

— Господи, что вы делаете? - ужаснулась Берта, заметив, что мои пальцы залезли под платье Елены Никитишны. - Если не прекратите, я клянусь, что выстрелю!

— Едрена ж мать, - пробасила Дуська, перекрестившись.

— Я ослабляю корсет ее светлости, чтобы дать ей больше воздуха и скорее привести ее в чувства. Видите, она уже приходит в себя, - сказал я, помогая графине сесть в кресло.

— Кто вы... Что тут происходит? - спросила графиня. - Берта?

— Осторожно, ваша светлость, - крикнула Берта, - этот человек может быть опасен.

— Успокойтесь, Берта. Это напряженное выражение лица не идет к вашим просвечивающим через ситцевую сорочку нежным сосочкам, - сказал я на безукоризненном немецком, после чего продолжил уже на русском, - То, что вы видели этой ночью в лесу - плод вашего воображения. Местные болота выделяют очень много особого рода ядовитого газа. Он способен вызывать галлюцинации: именно отсюда столько историй об оживших утопленницах и прочей лесной нечисти. Была ли у вас утром, как бы более мягко выразиться, проблемы с желудком, Берта? - девушка посмотрела на меня сморщившись и автоматически приложила ручку к своему животу - глубокий пупочек тоже весьма призывно просвечивал сквозь тонкую ткань ситцевой ночнушки.

— Да, Берте было плохо и мы даже хотели вызвать земского доктора, - подтвердила мое предположение графиня. - Мон шер, милая, опусти оружие. Это Борис Сергеевич, он пришел, чтобы нам помочь.

— Я все равно вам не верю. Вы ведь летали там, как призрак. А перед этим вы пили кровь заколотого оленя. Это был он, ваша светлость. Я проследила за ним прямиком от постоялого двора! - сказала Берта, хотя револьвер при этом все-таки опустила и он повис в почти безвольной руке, готовый вот-вот с грохотом упасть на воск паркетного пола.

— Я собирал в лесу травы. Там действительно был олень, однако он был не заколот, а умер естественной смертью от болезни. Я собрал немного его крови - к слову, она ядовита для насекомых и неплохо работает против комаров. - с этими словами я достал из кармана своего сюртука маленький пузырек. - Вот, я сдобрил его лавандовым маслом. Достаточно помазать косяки дверей в доме и... Ваше юное свежее тело забудет о мучающей вас больше месца ночной чесотке, - последнее я сказал по-немецки, обращаясь непосредственно к Берте.

— Вы много себе позволяете, господин титулярный советник, - ответила мне Берта на южногерманском диалекте, выдающем в ней представительницу среднего сословия франкфуртских торговцев.

— Дмитрий, душа моя, убери сию же минуту это ужасное ружье и поди в людскую, - нам с Борисом Сергеевичем нужно обсудить важные дела, которые вовсе не предназначены для твоих ушей. - сказала графиня приказным тоном, стараясь вновь продемонстрировать лицо, после инцидента с обмороком.

— Борис Сергеевич, - начала она после того, как Берта, присмирев, ушла наверх, чтобы переодеться. - Берта уже полгода живет с нами, на содержании графа. Ее задача - защищать меня, да и все имение, в эти непростые для нас дни. Ни один мужчина так не владеет огнестрельным оружием, как она. Вдобавок ко всему у Берты был большой опыт раскрытия преступлений с участием так называемых "нечистых сил". Еще в Гессене, откуда она родом.

— Сочту за честь быть с ней знаком, ваша светлость. Уверен, ее познания и навыки могут пригодиться в моих изысканиях.

— Уже около года, как кто-то очень хитрый и злой, прячась за личиной добропорядочного человека, убивает жителей деревни. Без какой-либо системы, ваше благородие. Тела обычно пропадают без вести. Но иногда мы их находим. В лесу или же река выносит на отмели. В основном почему-то это мужчины. Простите за такие подробности, но все найденные жертвы были оскоплены. - сказав это, графиня смущенно отвела глаза в сторону, - А кроме того - покусаны, как будто какой-то дикий зверек рвал зубами их плоть ради исключительно лишь своей забавы.

— Очень грубая работа, выдающая дилетанта, - сказал я, допивая чай из своей маленькой фарфоровой кружечки. - Присаживайтесь, Берта, - я указал на второе кресло слева от столика, когда девушка, уже облаченная в довольно простенькое домашнее платье, вернулась в гостиную. Увидев ее я снова ощутил лекое движение в своих брюках.

— Пожалуйста, простите меня, ваше благородие, - обратилась ко мне Берта, - у меня в глазах темнеет, только я представлю, что было бы, если бы моя пуля достигла своей цели. Однако ловкости вам не занимать, где вы тренировались?

— В основном дома на диване - где бы я еще взял чайные ложки, - отшутился я. - Прежде, чем мы выслушаем нашу свидетельницу, Авдотью, я хотел бы узнать, насколько продвинулись вы сами.

— Ни на сколько, - призналась честно Берта, а графиня кивнула, подтверждая сказанное, - Одно время мы следили за доктором Мушинским. Знаете, он, как и вы, захаживал в лес. Однако один раз я проследила за ним и в итоге оказалось, что в лесу он тайно встречался с княгиней Вишневской, гостившей тогда в имении. - Перед моими глазами возникла яркая картинка: полный мужчина со спущенными брюками, немолодая княгиня, обхватившая руками сосну: голый зад ее был изранен сосновыми ветками и источал аромат хвойной смолы. А недалеко, буквально в двух саженях от них - Берта, которая ласкает свою промежность, наблюдая за происходящим из-за куста жимолости.

— Преступление перед небесами, но не перед законом, - понимающе кивнул я, - Есть еще какие-то подозрения?

— Все жители близлежайших деревень были допрошены. Считая священника. Ни одной ниточки, которая вывела бы нас на правильный путь.

— А в дом к старухе Марье вы не заходили? Он стоит поодаль, на самой окраине Юсуповки.

— Заходили. Странная женщина, но ни одну из проверок она не провалила, - со знанием своего дела сказала Берта. - А почему вы вдруг спросили именно про нее?

Я приготовил понюшку и хорошенько втянул правой ноздрей крепкого графского табачку. Предложил дамам, но те, как одна, отказались. Табак был забористым, у меня сразу потекли слезы из глаз и закружилась голова.

— Ну, и табак у вас. Лося свалит с ног, - одобряюще постучал я по коробочке. - Я пришел, чтобы просить разрешения у вашей светлости арестовать Марью Алексеевну Шушкову, известную вам, как старуха Марья, в связи с подозрением соучастия в преступлении. Авдотья, Дусенька, твой ход. Пожалуйста, расскажи ее светлости и фрау Штайнкирхер обо всем, что ты видела в доме своей бабки.

Запинаясь и путаясь, Дуся начала свой рассказ о том, как Игнат вечерами захаживал в гости к своей немолодой тетке, как они пили чай с опием, долго занимались любовью на перине из соломы, постеленной на большой русской печи. О том, как старуха каждый раз ждала, пока ее племянник уснет под воздействием макового молочка, после чего с помощью ножа для разделки рыбы пускала ему кровь, собирая ее в банки, которые хранила в погребе под льняным ковриком. Удивительно было, в какие детали пустилась при этом Дуся, описывая большую, размером с кулак, головку возбужденного полового члена своего приемного отца и то, как старуха Марья перед соитием долго насасывала ее своими пухлыми губами. Я почувствовал, какой мокрой вдруг стала Берта там внизу, слушая непристойную историю из уст крестьянки.

— Вы... вы нашли преступницу и вам не понадобилось и двух дней для этого! Ваше благородие, вы действительно великий сыщик, - с восхищением посмотрела на меня графиня, которой, судя по сухости ее исподнего, история понравилась гораздо меньше, чем Берте.

— Увы, несмотря на все эти по меньшей мере странные игры в вампиризм, преступлением эти случаи назвать нельзя.

— Но почему же? - удивленно воскликнула Берта. - Ведь очевидно же, что она и есть та самая мерзопакомсть, которую мы безуспешно пытались отловить больше чем полгода.

— Очевидность порой бывает обманчива. Тут есть целых две причины, - сказал я с расстановкой, вытирая платочком крошки пряника со своих губ, - Первая это то, что у старухи есть железное алиби. По словам Дуськи, в большинство тех дней, когда пропадали жертвы, Марья Алексеевна возлежала со своим племянником и просто не могла находиться за несколько верст одновременно. Только самые великие маги древности были на такое способны, а мать Марыська не из их числа, поверьте мне.

— Резонно, - согласилась Берта, поправляя растрепанную прическу.

— Но есть и вторая причина, по которой преступлением оное не является.

— Ну, не томите уже, - нетерпеливо поерзала графиня.

— Игнат был согласен на кровопускание. Управляющий на постоялом дворе страдает полнокровием. Это довольно частое заболевание в вашем плохом климате. Кровопускание предписано ему врачом и визиты к Марье были прежде всего в лечебных целях. Остальное - лишь приятное дополнение к процедурам. Однако, - перебил я уже собирающуюся вставить свои пять копеек Берту, - однако то, что она не использовала пиявок, а сама отсасывала его соки, собирала эту кровь в склянках и пыталась ее зачем-то пить, - это уже требует дальнейшего расследования. Именно поэтому старуха должна быть временно арестована и допрошена. Возможно, она поможет нам выйти на настоящего преступника. Надеюсь на ваше понимание ситуации.

Мои собеседницы были, мягко говоря, шокированы тем, как все вдруг перевернулось с ног на голову. Однако, услышав мои вразумительные доводы, графиня подписала бумагу на арест Марьи. По протоколу следовало вызвать уездного жандарма, который помог бы с официальным оформлением допроса. Однако, благодаря неким махинациям, у меня было право проводить допрос без присутствия полиции, потому эта бюрократическая волокита не препятствовала возможности в ближайшее время повидаться с Марьей. Не скрою, кровь в ее банках мне хотелось бы оставить для себя, а не для следствия.

— Для меня было бы большой радостью, выше благородие, если бы вы приняли от нас предложение остаться на ночь. Солнце уже садится. А Дмитрий может приготовить отдельные гостевые команты и для вас, и для вашей спутницы.

— С удовольствием приму ваше предложение, - с улыбкой ответил я. - Уверен, Авдотья Игнатьевна тоже будет не против. - Дуська удивленно на меня посмотрела, после чего часто закивала головой в знак согласия.

— Было бы так здорово! - с воодушевлением сказала она.

Остаток дня мы провели за беседами и чтением книг. Дуське полюбилась графская собачонка, с которой она забавлялась, пока мы с более образованными барышнями обсуждали классическую немецкую философию и особенности беллетристики шестнадцатого века. Оказалось, графиня довольно неплохо играет на пианино. Я решил соврать, что не обучен музыке, чтобы подольше полюбоваться на ее изысканный профиль и напряженные уголки рта, когда она левой рукой брала сложный аккорд в мазурке.

Заполночь, когда весь дом уже спал, я тише, чем легкий освежающий ветерок, вышел из своей спальни и подкрался к двери, за которой должна была почевать графиня. Из людской на первом этаже гремел могучий храп камердинера. Тем не менее в коридоре вполне отчетливо были также слышны и приглушенные стоны, которые раздавались из-за закрытой дубовой двери в комнату Елены Никитишны.

— Да, моя милая малышка... Дааа... оооо... Да, моя девочка.... уууу....

Я опустился на колени и приник глазом к широкой замочной скважине. В покоях графини горел свет керосиновой лампы. Ее светлость сидела на краю кровати, задрав сорочку и любовно смотря вниз, где голой спинкой ко мне, распустив светлые волосы ниже плеч и поджав ножки под себя, расположилась Берта. Графиня раздвинула руками створки своей лакомной кисоньки, немка же держала в руках большой спелый огурец, смазанный сливочным маслом, который она, подобно мужчкому члену, толкала внутрь ее светлости Елены Никитишны.

— Как хорошо, Берта! Не останавливайся, быстрее и немножко повыше. Ойййй.... Моя маленькая кошечка, какая ты у меня хорошая... - Графиня, двигая тазом вперед, подмахивала Берте Францевне, кулак которой, сжимающий толстый плод, стучал по лобку ее светлости, когда огурец почти полностью погружался в манящее горячее лоно девушки. Я предстваил себе, как вместо этого огурца, сжимаемый у основания рукой Берты, тугое лоно графини вспарывает мой собственный пенис.

— Берта, как?... Ты что! - отстранилась вдруг графиня, отъехав попой на середину кровати. Берта с изумлением уставилась на то, что раньше было огурцом, а сейчас представляло собой набухший мужской член. Абсолютно живой, очень большой, с тугой сжатой мошной, упруго качающейся снизу. Она все еще сжимала мой член, отчего по всему моему телу пошли электрические разряды удовольствия.

— Где ты это взяла? - вытаращив красивые карие глаза, спросила Елена Никитишна.

— Я... я... Он как настоящий, ваша светлость! - изумленно воскликнула Берта. - И... он как будто бы живой, - девушка заголила мою головку, потом закрыла, потом снова открыла. Вниз по стволу потекла густая прозрачная смазка, - Я первый раз такое вижу, Еленушка.

Графиня пододвинулась ближе и потрогала рукой мое твердое, подпрыгивающее от возбуждения естество.

— Это какая-то чертовщина. Ты же пришла с обычным огурцом, Берта, - нервно засмеялась она.

— Я сама не понимаю ничего, - сказала немка, снова задрочив фаллос. - Я слышала, что такое бывало в старину, когда молодые девушки, ведьмы, проводили свои тайные ритуалы на горе Блоксберг.

— Какой он большой и красивый, - проговорила, усмехнувшись, графиня. - Я не знаю, откуда он у тебя, можешь не говорить. Но давай попробуем. - с этими словами Елена Никитишна сняла через голову тонкую сорочку. У нее была красивая молоденькая грудь, достаточно приличных размеров с большими светло-розовыми сосочками. Придвинувшись на край кровати, она раздвинула ножки, впуская в себя моего пульсирующего петушка.

— Оооооо... батюшки.... - простонала девушка, когда Берта полностью задвинула в нее мой ствол. - Он такой горячий и большой. - Берта широко улыбнулась, обнажив милые, немного неправильной формы зубки и, держа отделенный от тела член позади яичек, стала толкать его раз за разом внутрь своей подруги. Вскоре молодое тело графини накрыл безумно бурный, оглушительный спазм удовольствия, который в связи с невероятным ее возбуждением, пришел довольно быстро.

— Батюшкииии... Берта... - посмотрела графиня на любовницу расфокусированным, полным неги взглядом. - Неужели это всегда так с мужчиной?

— Это только часть мужчины, ваша светлось, - сказала Берта, извлекая член из влагалища. После чего поднесла мое естество к своему рту и стала слизывать с него соки графини и заглатывать его, сильно сжимая колечком напряженных пухлых губок.

— В этом есть что-то дьявольское, Берта. Никому ни слова. А-то нас самих в ведьмы запишут.

— Ммммугу, - только и смогла издать нечлераздельный звук согласия немка, насасывая меня и доставляя этим неземное удовольствие.

— Как ты ловко это делаешь, Берта, - с восхищением подалась вперед молодая графиня.

— Я хочу, чтобы он кончил, - сказала Берта. Удивительное дело, но именно сейчас, сося член, девушка представляла что стоит на коленях перед никем иным, как мной. Как мои руки гладят ее большие молочные груди и шейку.

— А какой он на вкус? - спросила графиня, - Я тоже хочу так, как ты.

— Солененький, - улыбнулась подруга, - после чего умело заглотила его почти на полную длину. Закатив глаза и часто насасывая, она стала свободной рукой ласкать свою писечку. Вскоре, когда соки Берты уже стали тянущимися ниточками падать на пол, она повернулась к графине своей большой молодой попкой. - Давай, как тогда ты мне делала, с огурчиком, - нежно проворковала она.

— Знаешь, Берта. Скажу тебе по секрету, я представляю себе, что это конец титулярного советника. Ну, Бориса. Интересно, а какой у него. Такой же большой или нет?

— Я тоже так себе представляю, - честно призналась немка, - Давай. Я хочу, чтобы Боренька вошел в меня сзади, моя хорошая.

— Подожди, дай я попробую его на вкус сначала, - сказала графиня, окуная меня в свой милый ротик со слегка приподнятой верхней губой. - А мне кажется, он сладенький. - промурлыкала она, снова глотая его. Потом графиня стала так сильно сосать, что я чуть не кончил. Как мог, я старался сдерживаться, чтобы почувствовать еще и киску Берты.

— Прошу тебя, Еленушка... Я уже не могу, вставь его сзади в мою писечку.

Насосавшись вдоволь, молодая графиня Елена Никитишна крепко обхватила рукой мой все еще твердый, как камень, срамной уд и сильно вогнала его в разверстое лоно стоявшей на четвереньках немки.

— Ох, дьявольские сиськи, вот это да! - по-немецки вскрикнула девушка, - Да, Боречка, сладкий мой. Прости меня за мою ошибку, получи свое, ведь я провинилась перед тобой. - В писе Берты было посвободнее, чем у графини, однако не менее приятно и очень горячо.

— Так хорошо делаю? - неуверенно спросила графиня.

— Даааа, Еленушка, очень хорошо... Делай, прошу тебя, только не останавливайся. - девушка уперлась головой в пол, закатила глаза и от удовольствия даже высунула кончик язычка. Стонала она, как самка оленя в период течки. Забыв о том, что играет с чертовской иллюзией, Берта уже всерьез верила, что это я сейчас окучиваю ее женский сад, обхватив с боков и стуча лобком по трясущейся попе.

— Как здорово, мне так нравится, - повторяла графиня, жадно улыбаясь и быстро двигая мой твердый посох внутри своей подруги.

Казалось, эротический транс, в который мы втроем впали, будет длиться вечно, однако я увидел, как вдруг стопы Берты судорожно сжались и девушка, сотрясаясь под ударами немыслимого удовольствия, повалилась всем своим молодым, страстным телом на паркетный пол. Вскоре и я почувствовал, как семя начинает пробивать себе дорогу от яичек к узенькому выходу на конце твердой головки. От удовольствия, накрывшего меня, я закрыл глаза и потерял контакт с сознаниями девушек. Стреляющее семя мое падало большими кусками на пол и на дубовую дверь графской опочивальни. Когда я пришел в себя, то первым же делом снова заглянул в замочную скважину двери.

— Я не знаю, Берта! Я поверить не могу. Да, это тот самый огурчик, который ты принесла с собой.

— Но это же был... Ты же сама видела, Еленушка. А если мы обе видели, значит это не может быть помутнением рассудка.

— Я думаю, все дело в перекисшем вине из погреба моего благоверного. Это самое ужасное вино, которое я когда-либо пробовала.

— А такое может быть от вина? - наивно спросила Берта, уставившись на темно-зеленый овощ, все еще покрытый ее ароматными соками.

— Видимо, может. Как еще это объяснить? - развела руками графиня, после чего, обтеревшись полотенцем и умастив тело водами, снова надела на себя сорочку. - Но это было... Это было удивительно, Берта.

— Это было правда прекрасно, любовь моя, - сказала Берта, подойдя к графине и страстно поцеловав свою возлюбленную подругу в ее красивый розовый ротик. - Спокойной ночи, дорогая. До завтра.

— До завтра, Берта, - сказала Елена Никитишна откусив и сплюнув на пол горькую попку огурца.

(конец второй главы. продолжение следует)