Ира — моя сестра. Она на пять лет меня младше и тогда, в свои 17, она выглядела просто сногсшибательно: светлые, до пояса, волосы; стройные, длинные ножки; симпатичное личико: большие голубые глаза, красивые губы. И внушительная (в отличие от мамы) грудь. Размер, наверно, пятый! Да, наверно, всё-таки, пятый... Ну или, может, чуть больше! Гены своего отца взяла: у её тётки по отцу и у её сестры двоюродной буфера тоже — дай Боже каждому! Каждой!
Мы с мамой каждый день занимались любовью! Спускаться ей ко мне было не удобно (мы с Иркой засыпаем поздно), поэтому она, как молодая, горячая и недотраханная девчонка, выгадывала момент днём, подходила ко мне и шептала мне на ухо: «Приходи сегодня ко мне ночью!» Весь вечер мы старались не смотреть друг на друга, а ночью, часам к двум, когда Иришка закрывала к себе дверь, я тихо поднимался к маме. Она ждала меня в постели, укрывшись одеялом, и полностью голая под ним. «Раздевайся!» — шептала она и, откинув край, приглашала меня к себе. Час-полтора-два мы кувыркались по постели, целовали друг друга. Она много и с наслаждением сосала меня, я нежно и страстно лизал её. Мы отдыхали, гладили друг друга совсем не по-материсыновьи! Потом я спускался к себе в комнату и просыпались мы в разных постелях. Две недели пролетели, как два дня, но вот...
... Я сидел на первом этаже, в зале. По телеку начинался какой-то фильм, я листал какой-то журнал. Зашла Иришка и села на другом конце дивана, обняв руками поджатые ноги и уткнувшись носиком в колени.
— Саш?
— М-м-м?
Она молчала, я читал. Я дочитал статью, перевернул страницу и вспомнил, что Ирка о чём-то спросить хотела.
— Чё, Ириш? Какая-то ты сёдня сама не своя... Случилось чё?
Она немного помолчала и, глядя сквозь пол, сквозь дом и сквозь планету, произнесла:
— Мама изменилась... Ты заметил?
— Да нет, по-моему.
— Изменилась. У неё разговор поменялся, интонации... А вчера, когда я вышла утром на кухню, то услышала, как она поёт. Она пела, Саш! Ни разу от неё не слышала такого!
Ирка помолчала немного.
— У неё кто-то появился... Не знаешь кто? — она резко вскинула голову и, не мигая, в упор посмотрела на меня. Она не улыбалась, глаза её не смеялись, а брови сошлись вместе, образовав строгую вертикальную полоску.
— Да ладно, Ир, ну откуда мне-то знать!? Может у неё что-то хорошее произошло или просто приятное... Не знаю... Ну, мало ли!
— Саш, не включай дурочку — тебе это не идёт!
— Не знаю, о чём ты, но думаю, что...
— Посмотри это, — перебила она меня, протянув мне небольшую видеокамеру JVC, неизвестно как оказавшуюся у неё в руках — сможешь прокомментировать?
— Что это?
Я взял камеру и неуверенно покрутил её в руках, как будто в первый раз увидел.
— Там уже всё перемотано — включай, — сказала Ира.
Уже догадываясь, что я там увижу, я с тяжёлым вздохом нажал кнопку «plаy». Началось воспроизведение, но экран оставался чёрным. Хотя это был уже не мёртвый чёрный экран: чернота была живая и тёмно-синие квадратики, пробегающие на жидкокристаллическом экране, говорили о том, что камера в момент записи куда-то «шла». Бесшумно приоткрылась дверь на экране — белая дверь, чуть светлее черноты — и камера заглянула механическим глазом в образовавшуюся щель. (Эх, мама, не любишь ты запертые двери!...) Экран показал в комнате две фигуры на фоне тёмно-синего прямоугольника окна. Они стояли полубоком-полузадом к камере. Одна фигура, наклонившись вперёд, опиралась руками на постель и на прикроватный столик, а другая, держа первую за бёдра, двигалась сзади, издавая негромкие шлёпающие звуки. Это были мы: я и мама. Не смотря на черноту экрана, я даже различал её, колыхающуюся в такт моим толчкам, правую грудь! А может это просто память подсказывала мне это... Ира протянула руку и выкрутила колёсико громкости на максимум. Не громко, но довольно отчётливо, камера зашептала маминым голосом:
— Да, малыш, дааааа... Да... Давай... Я хочу кончить... Хочу, малыш!... Ммммм, дааааа... Держись, Сашенька... держись... Я пососу тебе, малыш... ДААААА... Дай мне кончить, родной!
Я вышел из мамы, сделал пару шагов назад, к двери и камера, судя по картинке, быстро ретировалась за дверь и запись оборвалась. Наступила тишина.
— Как это случилось?
Я посмотрел на Иру. Она ждала ответа.
— Расскажи, Саш... Чё уж теперь скрывать-то?!
— Ну... Это было... Как тебе сказать-то...
И я ей всё рассказал. Первые три дня — подробно, а следующие — эпизодически. Я рассказывал с собственными комментариями, с моим отношением к случившемуся. С моими мыслями, переживаниями и страхами за возможные страшные последствия. Она слушала нахмурясь, но лицо её понемногу светлело:
— Неделю???... М-м-мда-а-а, её поведение изменилось как раз тогда, когда вы приехали с дачи... Да-а-а, мам... Мама???!!!... Вот уж не ожидала и даже не подумала бы! Ну ты-то ещё ладн... Хотя... Тоже не подумала бы. М-м-мда-а-а... В тихом омуте, как говорится...
Мы проговорили долго и когда расходились по своим комнатам на покой, она уже, наверное, не боялась. Даже смертельный приговор страшен только по первому разу! А если судья-маразматик начнёт зачитывать его в третий раз, то подсудимый может начать позёвывать.
— Ир, ты чай будешь?
— Нет, я — спать.
— Спокойной ночи.
— И тебе тоже. Ты пойдёшь к ней? — она понизила голос.
— Нет, Ириш... Мне стыдно, перед тобой. Я не смогу сказать ей о нашем разговоре и мне будет стыдно перед ней... Столько стыда за один вечер — это выше моих сил. Ириш, мы бесконечно виноваты друг перед другом и перед тобой! Но... Если это выйдет за стены этого дома, то...
— Ну чё ты со мной, как с маленькой? Чё, думаешь, не понимаю, что ли?
— Прости, Ириш! Конечно ты не маленькая и всё-всё понимаешь... Не сомневаюсь в тебе ни секунды! Прости нас, если сможешь. Мы — грешные люди. Господь наши души не возьмёт!
— Ладно, давай отдохнём! Да, она такая, но это моя семья и я не хочу её лишиться! Надо подумать... До завтра!
Я пошёл к себе. Попытался посмотреть фильм — не смотрится. Почитать попытался — не читается: слова скачут с места на место сначала по строке, потом уже по всей странице. Через полчаса-час я пошёл покурить и, проходя через зал, недалеко от Иркиной комнаты, услышал слабый-слабый всхлип, как мне показалось. «Блииииииин, плачет что ли?! — подумал я, — только этого нам не хватало! Надумает щас себе всякой ерунды!» Я подошёл к её двери и приложил ухо к тонкой щели. Глубокий вздох... Ещё один... Слабый-слабый стон... Потом «Да, малыш, дааааа... Да... Давай... Я хочу кончить... Хочу, малыш!... Ммммм, дааааа... Держись, Сашенька... держись... Я пососу тебе, малыш... ДААААА... Дай м
не кончить, родной!» Тишина. Снова глубокий вздох... И ещё... И снова «Да, малыш, дааааа... Да... Давай... Я хочу кончить... Хочу, малыш!... Ммммм, дааааа... Держись, Сашенька... держись... Я пососу тебе, малыш... ДААААА... Дай мне кончить, родной!» Да уж, Иришка... В тихом омуте!
Я покурил, пошёл к себе и завалился спать.
Второй раз за этот месяц я проснулся от минета. Простыня над моим членом отчерчивала голову и плавно двигалась вверх-вниз, не быстро, но ровно. В этот раз я проснулся гораздо быстрее, чем тогда, на даче:
— Ммммм, мам... ммммм... Что ж ты делаешь, чертовка?... мммм... А Ирка зайдёт?... ммммммм... Или её нет?...
— Да нет, она здесь.
Простынь сама стянулась к ногам и на меня посмотрели Иркины голубые глаза из-под светлой чёлки.
Она была голая! Её огромная грудь тёрлась мне о бедро. Она крепко держала в кулачке мой член и, глядя на меня, язычком касалась головки.
— Ирка!!!...
Я приподнялся было на локтях, чтобы выскочить из-под неё, но... Она голая. Я — голый. Мой член у неё в руке и почти во рту. Её грудь лежит на моей правой ноге. Я протянул руку и погладил её по щеке:
— Ир, а мама...
— Потом поговорим, — она накрыла мой член своим горячим ротиком — нет её.
— Ммммммм... Ирка!...
Она дрочила его себе в ротик, облизывала и обсасывала головку, язычком гуляла по стволу и сжимала ладошкой яйца. Я протянул руку и стал гладить её грудь — она такая большая и такая упругая! Ира встала на четвереньки и, не выпуская члена изо рта, перелезла через мою ногу. Она встала сбоку от меня и теперь я гладил её бедро и попку. Я поднял руку по внутренней стороне бедра до её пиздёнки и она с готовностью расставила ножки в стороны. Я облизал свои пальцы и прикоснулся к её клитору. Она резко дёрнулась. «мммммм» — вырвалось у неё. (специально для еtаlеs.ru— .ру) Я то быстро теребил его, то (это ей нравилось гораздо больше) влажной подушечкой большого пальца несильно надавливал на него и двигал пальцем, пытаясь выяснить о нём всё: его размер, его форму, его твёрдость, её стоны... Она стонала не стесняясь! Я чувствовал, что потенциал у неё ещё есть, но член во рту не давал делать ей это ещё громче. Я сложил вмести два пальца и глубоко загнал их в её киску. Она взвыла, выпустила мой член изо рта и, держа его рукой и не сильно дроча, упала лицом мне на живот. Я вытащил пальцы больше, чем наполовину и медленно ввёл их снова в неё до упора.
— АААаааааа... мммммм... аааааааа
Я стал ритмично трахать её пальчиками. Не очень быстро, но глубоко. Так... Ещё... Ещё раз... Так...
— А!... оооА!... оооА! Ммм... А!...
— Ирочка... Милая... Возьми его... поцелуй!
— ААА... ммммм... даже мама... мммммм... жёстче... мммм... ААААААА... говорит!
— А тебе надо жёстче?...
— АААааааааа... ДА!!!
— Пососи мне, Ирка!... Будешь сосать, пока я не кончу тебе в рот?
— ДАААААА! НЕТ!!!
— Нет? Не хочешь сосать?
Я прибавил ещё один пальчик и трахал её уже тремя.
— АААААААааааааа... Блядь! ХОЧУ!
— Так соси, девочка! Чё тормозишь?
Она накинулась на член своим ротиком. Облизывала его, сосала, причмокивала... Она подняла попку, слезла с моих пальцев и, задыхаясь, упала на спину рядом со мной. Я протянул руку к её груди и стал ласкать: гладить, мять и сжимать её. Она потянула меня за руку на себя и посмотрела мне в глаза:
— Выеби меня!... ммм... Давай... Выеби!... Давай же! Я — не мама: ломаться не буду!...
Руку она просунула между нами вниз и уже держала мой член в кулаке, направляя его в себя.
— Давай... мммм... Воткни в меня... Всади мне...
Я двинул тазом резко вперёд и пронзил сестру своим хуем! Я стал двигаться в ней быстро и глубоко. Её огромная грудь плясала в такт моим ударам.
— Даааааа... Давай, ещё... Трахай меня... Ммм... ААааааа быстрее... ну быстрей же... Ну!..
— Ааааамммм... Ира... Ириша... Я так давно тебя хотел, милая...
— ААААААААААААаааааа... дождался!... Тогда еби... мммммм... чё болтаешь... АААААаааааааа...
Мог ли я подумать, что у меня ТАКАЯ сестра!? М-м-мда-а-а... В тихом омуте...
— Нра... ААААААААааааааа... мммм... Нравятся мои дойки?... мммммм...
— Да, Ирка... ДАААааааааааааааааа... Ммммм... Какие классные сиськи у тебя... ммм... Сиськи, Ирка...
— Кончи на них... Мммм... ААААааааааа... давай!...
— А ты?... ммммм... Ира...
— Мммммм... аааааа... я уже... хххмм...
Я закинул её ноги себе на плечи — так я кончаю быстрее — и стал отчаянно долбить её киску! Толчок... Ещё толчок... ещё... Ещё раз! Я почувствовал, что кончаю. Скинул её ноги с плеч и подтянулся на руках выше к ней. Она схватила мой член и, закрыв глаза, широко раскрыв рот и всё ещё задыхаясь после этой ебли, стала дрочить себе на грудь. Член в последний раз напрягся и выстрелил струю спермы ей... в рот! Она распахнула глаза, попыталась вытолкнуть её языком, но я резко нагнулся к ней и засосал её страстным поцелуем. Она сначала упёрлась ладошками мне в грудь и попыталась оттолкнуть меня, но, буквально, через секунду-две расслабилась, обняла меня за плечи и нежно ответила на поцелуй.
Мы лежали, обнявшись, под одним одеялом.
— Мама-то где?
— Она ушла утром — я её провожала. Сказала, что ей к тёте Тане нужно заехать, а потом — на рынок. А потом — домой, видимо.
— М-м-м... А давно?
— Часа полтора, как.
— То есть, мы с тобой ещё поваляемся? С Александровки до Северного час добираться, не меньше. Потом обратно. С тётей Таней она ещё покалякает — я уверен. Ну и рынок... Нахичевань нашу маму быстро никогда не отпускает.
Ирка уткнулась мне в плечо.
— Ты чего, Ириш? Нормально всё?
— Нормально. Мне хорошо...
— Как же ты решилась? Когда? Почему?
— Вчера ночью. Я подумала, что если мы не переспим, то я не смогу с этим жить. Как ты говорил вчера? Крах семьи? Во-во, именно это и было бы. Я бы жутко завидовала бы матери. Причём завидовала бы не оттого, что мне хочется трахаться, а оттого, что я просто, тупо, не могу! Знать, но не иметь — это было бы ужасно! Это был бы ещё один закон из тех жутких законов, которые нам устанавливает Бог: смотри, но не трогай руками... Трогай, но не пробуй на вкус... Ладно, пробуй! Но не вздумай глотать!... Наверное, это привело бы к войне. К третьей мировой войне в отдельно взятой семье. Уже сегодня ночью я почувствовала что-то вроде ревности, поэтому я решила, что мы сможем вместе жить, только если я узнаю всё! А способ ты мне сам вчера рассказал. Я не жалею... Не знаю, что будет завтра, но сейчас — не жалею!
Если кому-нибудь интересны подобные отношения, пишите на еrе1979@yаndеx.ru